— Ланц? — Причесанная модно женщина-регистратор в Доме творчества раскрыла книгу-алфавит. — Как вы еще сказали?
— Возможно, Ланцберг… Любая похожая фамилия.
— Здесь все на «л». — Она провела пальцем. — Лааксо, Лебедевы муж с женой, Львовский, Львова, Льдова, Лызлов,
Лагины… Он член творческого союза?
— Не знаю. — Денисов покачал головой. — Вообще-то пишет. У меня с собой его рукопись.
— Сейчас пишут многие. Когда он мог быть у нас?
— Предположительно в конце апреля.
— Москвич?
— Не могу сказать. По выговору — южанин.
Впервые с начала разговора она подняла глаза, внимательнее, привыкшие к выражению вежливого участия.
— Где он приобрел путевку? В Литфонде?
— Не знаю. Может иметь отношение к Туве.
— Весной часть путевок реализуется на Украине.
— Какой у вас порядок? Предъявление документа обязательно?
— Непременно.
— А если забыл паспорт? Или на выписке?
— Решаем в каждом конкретном случае.
— Сами?
— Только руководство. Вы из милиции, не мне объяснять.
Она слегка коснулась прически. Пока разговаривали, не позволила себе расслабиться или уменьшить избранный ею вначале уровень напряженного внимания.
— Не помните таких случаев?
— В этом году? Нет!
— Отдыхают только работники творческого союза? — Денисов не мог подступиться.
— Не только. Особенно в межсезонье. И шахтеры, и рыбаки.
— А писатели?
— В апреле не так много. Приезжают потом, с началом школьных каникул. — Она пояснила. — В других Домах творчества не берут с детьми. У нас же дети, внуки. Потому наплыв.
— Мог человек купить путевку на стороне? Не писатель, не рыбак? Не шахтер?
— В межсезонье — пожалуй.
— Примерно в то же время у вас находилась женщина -критик по детективу. Он упоминает о ней в рукописи.
— Отдыхали несколько критиков-женщин. Так правильнее. Только по детективу ли?
— Много отдыхающих?
— Одновременно двести восемьдесят пять. Заезд в течение двух дней. Это летом. Весной — двести тридцать пять. — Она вздохнула. — Какой он из себя?
— У меня фотографии.
Денисов выложил на стол репродукции. «Ланц», как он именовал себя в рукописи, был сфотографирован с относительно небольшого расстояния, однако черты лица казались, смазанными, глаза ни на одном из снимков не были направлены в объектив.
— Не знаю. — Снимки произвели явно неблагоприятное впечатление. Ее настороженность удвоилась, если не утроилась. — Как он был одет?
— В Коктебеле? Затрудняюсь сказать. Вообще же одевался хорошо. Он шатен, среднего роста. Выговор южный.
— Может, действительно с шахт? Здесь много. Кривой Рог, Макеевка… Он был один?
— Полагаю, вместе с женщиной.
Она оживилась.
— Фамилию знаете?
— Нет.
— Тогда как же?
— У входа в корпус, где она жила, два кипариса… — Kpoме все той же рукописи Ланца, Денисов не располагал другими материалами. — Играет в теннис. Была за границей. В Париже, в Греции. Возможны какие-то туалеты…
— Здесь это ни о чем не говорит. — Подъем ее сразу угас. — Потом убедитесь. А кипарисы у нас по всей территории. Кипарисы, лох узколистный, орех.
— Еще: мужчина, видимо, уехал раньше срока. Надо посмотреть, кто из апрельских не остался до конца.
Она покачала головой.
— Обычно не интересуемся. Некоторые даже не ставят в известность, что уезжают.
— А как же в столовой?
— Все равно накрывают. Еще несколько дней.
В дверь заглянул кто-то из отдыхающих.
— Сейчас, — сказала регистратор, — только поговорю с товарищем.
Дверь закрылась.
— Есть еще зацепка. Женщину, возможно, зовут Анастасией. Ей около сорока. Носит очки.
— Попробую узнать. А пока… Вы были в пансионате «Голубой залив»? Это сразу на набережной. У моря.
— Нет.
— Еще есть турбаза. Узнайте там. Вы остановитесь у нас?
— Пока не знаю.
— Я постараюсь поспрашивать. Сможете оставить фотографии?
— Да. У меня их несколько.
— Из-за этого вы приехали из Москвы?
— Да.
— Зайдите вечером. Или завтра с утра. Походите… — Регистратор неожиданно смягчилась. — Многие в течение лета приезжают к нам дважды. Дробят отпуска. Может, вы встретите его на набережной. На пляже.
Денисов поблагодарил, пошел к дверям.
Пока они разговаривали, в темноватом, отделанном плиткой холле собралось несколько отдыхающих, один — высокий, с цепочкой на шее, раздраженно взглянув на Денисова, энергично шагнул к регистратуре.
— Разрешите… — Входя, он как-то вдруг согнулся, решительность его сразу исчезла.
«Если человек боится войти к регистратору, — подумал Денисов, — как он пишет?»
На асфальтовой площадке перед входом было настоящее пекло. Солнце стояло высоко. С теннисного корта доносились тугие щелчки.
Высохшие листья ириса вдоль аллей были желтыми. Мимо огромного транспаранта «ТИХО! РАБОТАЮТ ПИСАТЕЛИ!» в шортах, затейливых майках, с амулетами на шнурках шли молодые, и кто-то тревожно-нетерпеливо совсем рядом стучал по неисправному телефонному аппарату.
— В сущности, все эти опусы от имени Ланца, — заметил литконсультант Союза писателей, знакомившийся с рукописью в Москве, — суть эссе, произведения особого жанра, сочетающего подчеркнуто индивидуальную позицию автора с непринужденным, зачастую парадоксальным изложением. Стоят ли за каждым описанным эпизодом реальные события, трудно сказать. Скорее, да. Хоть не исключено обратное…|
Денисов, приехавший вместе со следователем в особняк у Крымского моста, словно попал на урок литературы — снова «образы главных и второстепенных героев», «изобразительные средства», «язык персонажей»…