— Веда играла, мастер спорта. Приезжала на несколько дней.
— В этом году?
— Весной.
— Вы знакомы?
Они прошли мимо плаката: «ТИШЕ! ПИСАТЕЛИ РАБОТАЮТ!» Впереди была узкая тропинка к дому Мацея, идти вдвоем по ней было невозможно. Денисов успевал задать три — максимум четыре вопроса, при условии, что Мацей ответит сразу и коротко.
— С Ведой? Она из Харькова, но живет в Минске. — Поэт, как назло, тянул, был не в меру обстоятелен. — Режиссер на «Беларусьфильме». Да вы тоже знаете наверняка, видели по телевизору. Собственно, она и сейчас здесь. Позавчера прилетела. С мужем. Но играть не приходит. Не с кем и неинтересно.
— А весной? Партнеры были? — Денисов загнул палец: «Раз!»
Поэт оказался снова многословным:
— Партнеры? Нет. Просто ее просили дать нагрузку, погонять по площадке. А мы стояли вокруг. Любовались.
— Кого погонять? Мужчину, женщину? — Денисов перебил его: тропинка была совсем рядом: «Два!»
— Подругу. Она, собственно, и просила.
— Вы и ее знаете?!
— Я всех знаю.
— Кто у нее подруга, интересно?
— Из Харькова тоже. Завсегдатай. Ширяева Наташа, переводчица. Со мной обычно сидит. На Ларискиных столах… — Дойдя до столовой, он повернул. — До вечера! Чава-какава!
Дверь в столовую со стороны набережной была закрыта. Денисов прошел к служебному входу, вошел в коридор. В душевой из непривернутого крана капала вода.
— Ларису позовите, — попросил он женщину, показавшуюся из кухни.
— Лариса, тебя! — крикнула та.
«Двинулось… — подумал Денисов. Он вспомнил ночного оперуполномоченного с Курского. — «Не надо только круглое тащить, а плоское катать…»
— Лариса! — снова послышалось в коридоре. — Молодой человек ждет.
— Иду.
Официантка оказалась рыжеватой, крепенькой, в войлочных тапках, в байковом платье, несмотря на жару.
— Слушаю… — Официантки здесь отличались терпением и покладистостью.
Денисов представился:
— Я интересуюсь одним человеком. Где бы могли переговорить?
— Давайте за мои столы…
Они прошли к одному из столов, он стоял ближе к кухне. Денисов сел. Отсюда была видна большая часть помещения, прилегающая к веранде, и дверь в вестибюль -входившие в столовую словно попадали в мрачноватый зрительный зал.
— Этого человека вы знаете? — Он показал фотографию. Официантка отошла ближе к свету, вернулась, неся снимок в руке:
— Среди постоянных не было. А так разве запомнишь? Каждый день меняются.
— Он был в цветной сорочке, очень заметной. Красное, белое, синее. Лоскутами.
— Тут насмотришься… Только поспевай, гляди! Какие только люди не ездят!
— Значит, не знаете?
— Нет.
— Он сидел где-то поблизости от Ширяевой…
— Наташи? Она как раз за этим столом всегда сидит… -официантка обрадовалась.
— Вы знаете ее?
— Как же?!
— Какая она из себя?
— Блондинка. Сероглазая. В очках. Плотненькая… — Она, не глядя, провела рукой над бедрами. — Ходит в курточке, в шортах. — Официантка и Ланц в своей рукописи, несомненно, обрисовывали одну и ту же женщину. — Симпатичная…
— Вы и семью ее знаете?
— Сынок в этом году поступил в Суриковское. Теперь одна живет.
— Приезжает часто?
— Каждый год, а то еще и дважды в год. В Планерском у нее родственница — Сусанна Ильинична. Наверное, слышали?
—Нет.
— Известная художница… Ну, сейчас-то какая она художница?! Под девяносто, считай. Но все равно!
— Она живет в Доме творчества?
— Дача у нее.
— Ширяева обычно с ней, на даче?
— У нас. Там, у Сусанны, всегда люди. Как на вокзале… А у нас и удобства: горячая вода, душ. Все под рукой.
— Обычно она отдыхает одна?
— Все годы. У них тут компания. Веда…
— Кто еще?
— Никита. — Официантка знала всех. — Журналист. Еще и экстрасенс. Водит рукой вдоль одежды и ставит диагноз. Я, правда, к нему не обращалась.
— Весной все сидели за этим же столом?
— Веда с мужем раньше приехали, заняли в первом ряду. И Никита с ними.
— А кто тут, с Ширяевой?
Она начала с угла:
— Поэт, Петр Григорьевич.
— Мацей?
— Да. В шапочке, с животом… В Коктебеле хорошие поэты отдыхают. Юлия Друнина недавно была. Скоро опять приедет. Татьяна Кузовлева.
Денисов показал на стул рядом с собой:
— Все было занято?
— Тут — Игорь. Искусствовед, профессор. Интересный мужчина, еще молодой, — не ожидая вопросов, она указала на следующий стул. — Из Архангельска, жена главного редактора. Дальше Марковская. Тоже искусствовед. Люба — актриса из театра Леси Украинки… Еще мальчик, ему стул ставили. Сын Мацея. Потом отец отправил его в Харьков, к бабушке. Шесть человек…
«В столовой сидели порознь…» — подумал Денисов про Анастасию и Ланца.
— Художница… Родственница Ширяевой… Она сейчас в Коктебеле?
— Завтра приезжает. И Наташа с ней.
— Это точно?
— Мы все тут знаем, не выходя из столовой, — веснушчатое лицо сморщилось в беззвучном смешке. Она поправила фартук. — На даче уже помыли, холодильник включили. Ждут.
Денисов вернулся к началу разговора:
— У Ширяевой есть брат?
— Одна она. Кирилл Владимирович, отец ее, был потом еще раз женат. На Кругловой-Стеценко, пианистке… — Денисов быстро утерял нить. Его интересовало главное.
— Про племянника ее вы никогда не слыхали? — «Перст судьбы, — писал Ланц, — он племянник!»
— Никогда. Нет у нее! Я бы знала.
— А вдруг?
— На всякий случай поинтересуйтесь у Веды.
— Где ее искать?