Теннисные мячи для профессионалов - Страница 61

«Все было жестко рассчитано Роговым! Вплоть до алиби…»

Денисов с минуту сидел молча.

«Железнодорожные билеты куплены до Старого Оскола и обратно… Спустя какое-то время можно будет доказать, что в дни убийства Волынцева и вдовы Роша Рогов находился за тысячи километров от обоих мест преступлений — от Москвы и от Коктебеля — у родственников, в Старом Осколе…»

В специальной литературе, распространявшейся по списку, и полухудожественной — вся начала века — «Дело об убийстве Марии Лесковой», «Дело об убийстве г. Фон-Зона в Спасском переулке», «Процесс семьи Шарбан», «Дело Тарновской», «Убийство в Гусевом переулке», которую Денисову пришлось прочитать за последние годы, психология убийц рассматривалась разно: надо быть криминологом, чтобы сделать четкие выводы.

«Жить — значит наслаждаться…» — признавалось большинство совершивших корыстные убийства — от банальных до самых изощренных.

Но «волки-одиночки» были опасны особенно.

Денисов запомнил одного из них. Тим Тоде, общительный сельский парень, младший в семье и общий любимец, в течение часа из-за наследства хладнокровно умертвил своих — отца, мать, сестру, четырех старших братьев и служанку, — одного за другим под разными предлогами выманивая из избы во двор. Соседям он объявил, что на дом налетела банда, и он один остался в живых, спрятавшись в погребе.

«Неутолимая жажда удовольствия… Нет жалости, одна озлобленность…»

На общей могиле погибших по выбору Тоде была сделана надпись: «Человек, будь всегда готов предстать перед Всевышним!…»

Еще Денисов подумал о Рогове:

«Первое ли это его преступление?»

Дежурный все еще сидел с журналом.

— Новая повесть. — Он смутился от того, что, войдя в дежурку, московский оперуполномоченный снова застал его за чтением. — Невозможно оторваться…

Денисов заглянул в кабинет участкового.

Рогов спал в той же неудобной позе, откинувшись широкой спиной к стене. Выражение его рыхлого лица было усталым, снисходительно-вялым и недобрым даже во сне.

«Расслабь он мышцы, и на лице появится высокомерная подловатая усмешка…» — подумал Денисов.

Сержант за столом играл карандашами, взад и вперед перегоняя по столешнице.

— Да! Еще телеграмма из Москвы! — вспомнил дежурный. -Вы как раз выходили… Я записал. Вот! — Он спрятал журнал в стол, достал телеграмму.

— …«Сутыгин Арсентий Иванович, — читал вслух Денисов, — находился в Доме творчества «Коктебель» вместе с Волынцевым Александром Андреевичем… Волынцев держал себя замкнуто, дружеских связей ни с кем не поддерживал…» Так!… — В телеграмме дальше стояло: «Незадолго до отъезда из Планерского Волынцев познакомился с молодым мужчиной по имени Слава. Установочными данными на Славу не располагает. Приметы…» Сутыгин давал удивительно точное описание Рогова: «Лицо красивое, но обрюзгшее, манеры мягкие, но сразу видно, что мягкость нарочитая, маска…»

Денисов спрятал телеграмму:

«Первый раз Рогов и Волынцев встретились в документе уголовного дела. Не в эссе и не в моих предположениях!»

Он поблагодарил дежурного:

— А теперь еще раз закажите Москву. Вокзал. Отдел внутренних дел.

— Слушаю… — Трубку в Москве снова взял помощник.

— Попробуй меня соединить… — Денисов продиктовал номер телефона. — Сутыгин Арсентий Иванович…

— Сейчас?

— Ну!

— Попробую…

Щелчком тумблера он словно поверг Денисова в пустоту.

Звуки исчезли. Медленно-однообразно поползли секунды.

Мысленно Денисов увидел освещенный этаж знакомого милицейского здания. Пустой перрон впереди.

«Ушла последняя электричка и три последних ночных поезда… Тамбовский скорее всего подавали на тот же путь, как и шесть дней назад, в ту ночь, когда погиб Волынцев…»

Черная громада элеватора с разбежавшимися по фасаду паутинами лестниц заслоняла вокзал…

— Даю! — ворвался голос помощника дежурного в Москве. -Сутыгин у телефона! Говорите.

— Я из Крыма! — крикнул Денисов. — Из Коктебеля, где вы весной отдыхали. Оперуполномоченный Денисов…

— Меня уже допрашивали… — Голос Сутыгина оказался хриплый, будто ему сдавили горло. — Я знаю: Александр погиб. Все записали…

— Товарищ, который к вам приезжал, был плохо знаком с деталями. Ему дали список вопросов… — Слышимость была отличной. — Очень серьезное дело!

— Спрашивайте!…

Денисов знал: если действительно нужно, люди сразу это чувствуют.

— …Вообще-то нам не пришлось общаться… — прохрипел Сутыгин. — Перекинулись еще в первый день двумя-тремя словами и все поняли друг про друга. Судьба-то одна: работаем! В свободное время, в отпусках — пишем!

— Кто вы по профессии?

— Рыбак! И еще литератор!

— Что вы можете сказать о своем соседе?

— Держался особняком. Замкнуто. Компаний не водил… -Сутыгин задохнулся.

— Давал вам что-нибудь читать?

— Из своего? Несколько эссе. Что-то вроде «Признания в любви Прекрасной даме». Мучился, стеснялся… Оказалось, судьбы наши схожи: неналаженный быт…

— Кто его дама? Назвал?

— Он мне показал ее на теннисном корте. Она была с компанией… И потом я ее встречал. Хорошо одевается. В очках…

— Он к вам проникся, — признал Денисов.

— Мы бы, безусловно, сошлись ближе, к тому все и шло! Но тут ко мне приехали… — Сутыгин как-то особенно шумно закашлялся. — А Саша неожиданно подружился с одним из отдыхавших. Я упомянул его в протоколе допросов. Со Славой!

— Что он собой представляет?

— Весьма скользкий. Живет где-то на юге. Я, между прочим, как-то предупредил, чтобы Саша с ним поаккуратнее…